«УСПЕТЬ ЗАПИСАТЬ СВОЮ ЭНЕРГИЮ»
Так определил жизненную цель художник Анатолий Сергиенко
Во время творческой встречи в Голландской академии художеств мурманские художники рассказывали своим коллегам, а также искусствоведам, менеджерам современного искусства о русской живописи. Вспомнили о доме творчества имени Репина, художественном институте имени Сурикова. К удивлению мурманчан имена великих русских живописцев на голландцев не произвели никакого впечатления. Зато о Василии Кандинском, Марке Шагале они отзывались с восхищением и несвойственным прагматичным европейцам восторгом, а Казимира Малевича величали не иначе как русский Мондриан. Пришло время удивляться нашим: оказывается, мы, русские, живем в собственноручно сотворенном историческом мифе о своем изобразительном искусстве. В нем есть вознесенные в заоблачную высь классики XIX века К. Брюллов, А. Иванов с его «Явлением Христа народу», И. Репин, бунтари-передвижники… Затем идут классики серебряного века М. Врубель, В. Серов, А. Бенуа и другие. И только ближе к грозным революциям 17 года упомянутые Шагал, Кандинский, Малевич.
А получается, для остального мира русской классики 19 века, не говоря о 18-м, просто нет, лишь из 20 века в мировую сокровищницу изобразительного искусства входят авангардисты и абстракционисты, которые и по сей день в российском сознании вызывают больше недоумений и пересудов, чем любви и признания. Что стоит для нашего обывателя один «Черный квадрат» Малевича, который совсем недавно Россия приобрела за баснословные то ли пять, то ли семь миллионов... Естественно, долларов. Правда, поднимается на Западе спрос на советское ретро, особенно официальных художников, писавших вождей недавнего прошлого, но здесь, пожалуй, больше моды, чем художественного вкуса.
Такое признание достижений русской кисти нас, возможно, патриотически коробит, да что поделаешь – в любви по расчету не выбирают, в любви признаются. И если не было в России своей эпохи Возрождения, знаменитого Кватроченто, то не обижаться надо, а гордиться и ценить свое общепризнанное. Но когда еще произойдет сдвиг в нашем сознании, если и сейчас в квартирах россиян либо в стенах учреждений чаще встретишь изображения мишек в сосновом лесу, либо обветшалых церковных маковок, утопающих в зелени.
- Почему-то и на картинах, показываемых на российских выставках изобразительного искусства, самые распространенные сюжеты - избы, церквушки, деревеньки…, - делится своим мнением художник Анатолий Сергиенко. Я не во всем с ним согласен, но уж больно подкупает своеобычный скептический оптимизм Анатолия Александровича.
- До нас просто пока не дошло, что «Черный квадрат» Малевича – символ, в котором для самого художника было больше реализма, чем абстракции. Ничего, дойдет, как с импрессионистами, 130 лет понадобилось… Привези сейчас «Подсолнухи» Ван Гога, народ выстроится в очередь словно в мавзолей к Владимиру Ильичу. Так и к Малевичу потянутся, лет через сто, - иронизирует Анатолий и потом уже серьезно объясняет. – Из творчества Малевича вышел весь современный дизайн – в оформлении книг, одежды, интерьеров, в архитектуре. Этот дизайн пришел в нашу жизнь с Запада, там Малевича сразу признали классиком, когда в СССР он еще был под запретом…
Себя Сергиенко тоже считает реалистом. Хотя мне доводилось слышать, да и своим глазам как не поверишь, что по большому счету авангардное направление в мурманской живописи началось именно с приезда в Заполярье этого незаурядного художника. Сказанное, конечно, не означает, что вот явился бунтарь на провинциально далекую, утопающую в снегах и мраке полярной ночи землю и взорвал патриархальный художественный мир края. Было время, на областных и республиканских выставках встречались холсты кисти Сергиенко, на которых демонстрировали свою стальную мощь крейсера и эсминцы Северного флота, либо водили хороводы на лугу поморские искусницы из древнего села Умба. Это была и дань времени, и экзотике северного края, притягательной своей новизной для коренного украинца, но и дань конъюнктуре зрительского и начальственного восприятия. А что поделаешь: надо было жить, кормить семью, обустраивать быт. Это сегодня у Сергиенко две мастерских – в Североморске и Мурманске, плюс две совмещенных квартиры, и тех не хватает для огромного собрания книг, изделий художественного промысла, популярной среди его гостей коллекции собачек – статуэток, которых собралось не за одну сотню. А начинали они с женой Мариной в североморской коммуналке, можно сказать, гонимые на север с родного юга.
До 1970 года в судьбе молодого художника, который нынче в июне отметил свое 60-летие, все складывалось более-менее гладко. Типично советская биография. В родном Запорожье начинал рисовать в художественной студии Дворца пионеров и в 15 лет удостоился первой персональной выставки. Учеба в Днепропетровском художественном училище далась легко, с одними отличными оценками по художественным дисциплинам. Даже в армии не сразу, но повезло – стал лауреатом Всесоюзной выставки военнослужащих. Тяжелое солдатское бремя с него сняли, не знаю, как сейчас, а раньше художников в армии политработники любили… Вот так бы оно, наверное, и катилось по накатанному – до официального признания, званий, наград, если бы жил по правилам своего времени: воспевал в картинах пафос созидательного труда металлургов Запорожья. Иного творчества не требовалось, иное, мягко говоря, не поощряли. Но каждый выбирает свой путь: один утверждается в жизни, плывя по течению, другой – против него. В написанной много лет назад своей автобиографии Анатолий Сергиенко сказал ясно и просто: «Трудно было свободно работать и выставляться в окружении оголтелых конъюнктурщиков, которых много в те годы наплодила партийная идеология». Как работают благополучные и преуспевающие коллеги, он насмотрелся. Ходить в «горячие» цеха художники перестали. Имелась на все случаи и сюжеты холщовая куртка, шляпа, клюшка сталевара, а жар и отблески пламени печи имитировали с помощью красного фонаря в своей мастерской, заставляя ряженого натурщика изображать трудовой порыв… Для полноты и исторической достоверности на заднем плане писался трудовой лозунг навстречу очередному партсъезду. Все. На этом творчество заканчивалось, начиналось его общественное признание. Но то, что сладко выслушивать и принимать в торжественной официальной атмосфере, совсем иначе воспринимается, когда останешься один на один с собой. Если, конечно, живы еще в тебе понятия совести и порядочности.
Конечно, решение о переезде на Север Сергиенко принимал сам, и все-таки резкий поворот в его судьбе определила история нашей страны. Начало его профессионального творчества пришлось на 60-е годы, которые принято теперь именовать оттепелью. В такие времена творческие люди особенно тянутся друг к другу с жаждой почерпнуть либо сказать что-то новое, свежее, незатасканное. Вот и в ДК «Юность» знаменитой «Запорожстали» стала собираться увлеченная молодежь. В круг начинающих литераторов, художников, музыкантов вошел и Сергиенко, нашедший здесь много друзей и единомышленников. А дальше больше. Захотелось выйти за «флажки» художественного пространства, которыми обставляла любого творческого человека всеведущая партийная идеология. И вырвался на свою голову – не где-нибудь, на выставке, посвященной столетию со дня рождения Ленина. Нелегко было тогда понять, что помпезно отмечаемая дата означала конец оттепели, тем более молодым, еще не зараженным вирусом страха перед системой, глотнувшим, а то и опьяневшим от воздуха свободы.
Недаром говорят, от смешного до трагического один шаг. Сергиенко «погорел» на Адаме и Еве, запечатленных в одном лице, которое обкомовский чиновник-куратор выставки на предварительном просмотре почему-то принял за буденновца. Истина открылась в присутствии более высоких партийных гостей, и с той поры житья в Запорожье художнику не стало. Члены выставкомов на самых идеологически выдержанных его картинах находили повод для запретов.
Хватало «доброжелателей» и в своей среде, вспоминает Анатолий. Специально подбивали неопытного в интригах художника, чтобы выставил на просмотр авангардные вещи, а за спиной доносили в обком, мол, сами видите, насколько бездарно. Авангардная живопись тогда считалась синонимом низкопробности. И сегодня, впрочем, такие настроения не редкость, а вроде бы порушены идеологические барьеры. Если судить по мыслям, настроениям, не говоря уже о вкусах и пристрастиях, то большинство из нас еще в прошлом живет. Не только те, в ком сейчас набирает силу ностальгия по советским временам, но и даже яростно хулящие их…
Миссия художника, по мнению Сергиенко, в том, чтобы передать свежее чувство, ощущение, а отнюдь не объяснять эпоху. Неспроста коробят его глубокомысленные рассуждения критиков о том, как Исаак Левитан тонко передал в своем пейзаже «Владимирка» страдания русских каторжан, гонимых в Сибирь по знаменитому тракту. Глупо, бессмысленно объяснять живопись литературой, нас к этому с детства приучили, считает художник. Оттого общий уровень восприятия изобразительного искусства в нашем обществе чрезвычайно низок, надо его демократизировать.
- Зачем обманывать зрителя, умертвлять на холсте природу. Все равно что мертвеца принарядить, взять в раму – и готов портрет, - привожу это жестко, жестоко бескомпромиссное высказывание художника и представляю волну возмущенного читательского гнева. Мы рады изо дня в день поносить на чем свет стоит проворовавшихся правителей, мы дружно проклинаем дикую грабительскую реформу в стране, поделившую людей на зарвавшихся в высь обогащения и утопающих в бездонной глуби обнищания, но попробуй тронь милый русскому сердцу образ березок, снежной равнины с птицей-тройкой и тому подобное. Все сразу станут едины, богатые и бедные, образованные и безграмотные, обыватели столичные и провинциальные… Мы не хотим расставаться хотя бы при восприятии произведений искусства с удобным, комфортным душе покоем, понятным каждому и потому устраивающем всех. А реальность давно разнесла в клочья эту идиллию, обнажила раны и язвы человечества до ледяного ужаса и помойных непристойностей и при глобальном давлении цивилизации на личность человек все чаще ощущает себя одиноким. Хочется, да не спрятаться – забыться в привычном и уютном прошлом. Вот эти изменения во внутреннем самоощущении, отнюдь не частного порядка, а приобретающие космический масштаб и волнуют сегодня Анатолия Сергиенко.
- Художник ничего нового не придумывает. У него просто раньше, чем у других, созревает ощущение перемен и обретает формы зримые, чувственные. Он помогает зрителю внутри себя слепить то, что в нем еще не ясно и не дает покоя. И когда чудо творчества происходит, человек восклицает: я же это чувствую, это мне близко, знакомо… Тогда две души – художника и зрителя находят друг друга, обретают родство, позволяющее выстоять в жестоком, беспощадном мире, - определяет Анатолий Сергиенко суть своих исканий.
Понять сказанное им трудно, художественный образ необъясним, но нет ничего более захватывающего в жизни, чем открывать необъяснимое. «Я бы, наверное, умер, если бы меня лишили возможности заниматься изобразительным искусством, - подытоживает художник. – Это хуже наркомании, ты болен искусством безнадежно».
Помню первое посещение изостудии Северного флота, которую создавал и которой бессменно руководит Сергиенко. В этой мастерской, как и в других, стен в обычном смысле не существует, все они увешаны живописными и графическими полотнами. Наверное, так и должно быть: ежедневно приходя сюда, на ретроспективную выставку собственного творчества, художник наглядно представляет, что удалось и не удалось, в каком направлении поиск оказался ошибочным, тупиковым, а где получилось приоткрыть неизведанное. Поначалу ошеломляет буйство цвета, гигантские размеры картин, инсталляции с натуральными рыбами и крабами, окрашенными в пылающие золотые тона… Переживаешь нечто вроде ощущения собственной потерянности в этом вымышленном нафантазированном мире. Но потом он входит в тебя, напитывает новыми ощущениями, рождает удовольствие и даже настроение праздника. И только позже приходит понимание – по каким-то деталям, соотношению тонов, энергии, излучаемой стремительной линией или росчерком, что налицо здесь и школа рисования, и достигнутый уровень мастерства. Как ни странно, все это я мгновенно почувствовал и оценил не на броских красочных полотнах, а на скромной по размеру черно-белой линогравюре – иллюстрации к роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Взмывающие над мрачно-квадратной громадой города влюбленные герои устремлены навстречу друг другу, навстречу космической вечности. Не знаю, отчего Сергиенко не показывает на мурманских выставках свою раннюю работу, по-моему, предопределившую во многом его последующие 30-летние творческие устремления и искания. Ведь она наглядно отражает его взгляды. «Для меня искусство – космос», - любит повторять вслед за своими духовными учителями-мастерами русского авангарда 20-30 годов художник. А, может, время ее еще не пришло, картины, они ведь словно драгоценности в старинном сундуке, свою притягательную таинственность с годами не теряют, а увеличивают…
Его творческая судьба заключает в себе некий парадокс. Однажды на открытии выставки в Североморске местный высокопоставленный чиновник выразился по-детски искренне и непосредственно: я ничего в этих картинах не понимаю, но художник достоин нашей благодарности. Иными словами, в массе у нас особо не жалуют авангардную живопись, но при этом поиски и достижения Сергиенко получили высокое общественное признание, какого нет, пожалуй, ни у одного из мурманских художников-традиционалистов. Звание «Заслуженного художника России» и «Заслуженного работника культуры», Почетного гражданина Североморска, премия Администрации Мурманской области, включение работ в международный каталог художников Баренц-региона, участие в многочисленных российских и международных выставках. Его работы хранятся в музеях и картинных галереях России и зарубежья, в частных коллекциях Президентов России и Белоруссии, короля Норвегии и многих других. Перечень достигнутого за 40 лет творческой деятельности можно долго продолжать.
В чем тут секрет? Мне кажется, сопротивление общественного вкуса подобно сопротивлению новаторских творческих форм и методов. Чем сложнее художественный материал, тем более страстно и глубоко стремится художник овладеть им. Энергия противоборства, подобно электрическому разряду, выливается в прозрение, открытие, которые не могут оставлять равнодушными и зрителей. Искусство не надо понимать, его переживаешь и чувствуешь…
Кстати, сам Сергиенко не раз признавался, что больше всего боится собственного профессионализма, превращения творчества в ремесло.
- Сидят в Союзе художников России старые люди, которые ничего в своей жизни не придумали, - размышляет он. – Как выучили в институте, так всю жизнь и писали картины. А теперь возглавляют выставкомы и отметают все, что не подпадает под их представление об искусстве. Говорят, делаешь не то. А кто знает, что надо? Никто. Все решает выразительность, мощь, талант.
Ему очень импонирует, что секретарь Союза художников Николай Соломин при обсуждении региональной выставки «Российский Север» недавно поддержал идею организации выставки отвергнутых выставкомом картин.
Случайно или нет, но когда только-только складывался этот очерк, попались мне стихи давно уехавшей из Заполярья апатитской поэтессы Полины Беспрозванной. Ими хочется и закончить. Не сомневаюсь, эти строчки будут очень по душе Анатолию Сергиенко.
Но что мне в том, когда душа мертва
и - слепок гипсовый
меж строчек проступает,
когда не мастерства, а волшебства,
как воздуха для вдоха, не хватает!
Владимир БЛИНОВ.
